Александр Сергеевич проснулся с головной болью. Вспомнил вчерашнее шипенье пенистых бокалов, пунша пламень голубой. Солнце русской поэзии стошнило.
     - Арина, сука, квасу подай!
     Арина Родионовна стала натягивать на Пушкина панталоны. Панталоны не натягивались: шутка ли - третий день без бабы.
     - Слышь, Арина, найди-ка ты мне в Тригорском молодуху потолще, да чтоб не очень смердела.
     - Помилуйте, барин, как можно? Третьего дня изволили графиню Анну Пет-ровну, с божьей помощью, раз пять. Вы меня в холодную баню изволили выгнать, да я и там слыхала - их сиятельство дюже кричать соизволили. Уж и не знаю, что вы там с ней делали.
     - Молчи, дура, не твое это дело. Пойду в деревню, погляжу на покос, может, какую бабу встречу.
     - Какой покос, барин, еще зеленя не колосились.
     - Баба, она завсегда колосится.
     Пушкин шел в Тригорское, навстречу - два мужика с косами.
     - Однако, - подумал светоч, - десятый час, а они только на работу.
     - Как звать, мерзавцы?
     - Федорка Ковалев да Михайло Ивашкин, барин.
     - Слыхал. Староста докладывал. Оброк не плотите. Недоимки за вами.
     - Дык сложные погодные условия...
     - Не фиг мне лапшу на уши вешать. Скажете старосте - барин велел по сорок розог каждому.
     - Смилостивься, барин, по сорок нам не выдержать.
     - Ну тогда по пятьдесят.
     - А что, - думал классик, - они тут будут у меня на шее сидеть а я, стыдно сказать, простого бриллиантового колья не могу женке купить.
     Мимо шла молодуха с двумя корзинами навоза.
     - Эй, ты чья? - Пушкин схватил бабу за грудь.
     - Полегче, барин, у меня муж грамотный, барыне в Петербург отпишет.
     - Так барыня и поверит клевете на русскую литературу. Молчи, а то велю забрить твоего мужа в солдаты.
     Пушкин стал рвать на бабе юбки, та заверещала.
     - Эх, чернь! Знала бы ты, с кем дело имеешь. Поэт, не дорожи любовию народной.
     - Дык кто ж вас не знает? Вы когда по селу гуляете, мужики своих жен, дочерей, старух и коз в погреба прячут. Аньке-то Семеновой пятнадцати не было, как вы ее обрюхатить изволили. А барыне, небось, про любовь писали.
     - Дура! Я Пушкин!
     - По мне - хоть Горький, а руки не распускайте. Э, да от вас не упасешься, вона в Михайловском, почитай, вся ребятня курчавая, черномазая да стихами матюкается.
     - Ладно тебе трындеть, - сказал Пушкин, ставя бабу раком.
     Светило закинуло бабе юбки на голову, чтоб не слышать визгу, но это не помогало.
     - Вот до чего царизм народ довел, - поэт закрыл для прицелу левый глаз, - Пушкина не знают. Самовластительный злодей, чтоб ты сдох... Визжит, как поросенок. Я уж кончил давно, а она все верещит.
     Визг стих. Вышедшее из-за тучки солнце ласково отсвечивало на бабьей заднице. Баба замерла с закинутыми на голову юбками. Вдруг из-под юбок глухо послышалось:
     - Барин, а еще разок не изволите?
     - Некогда, мне восьмую главу заканчивать. В пятницу приходи. Нет, в пятницу у меня графиня Воронцова. В субботу с утра приходи.
     - Да, - думал поэт, - есть еще женщины в русских селеньях. Коня на скаку остановит. Поэтом можешь ты не быть, а это дело знать обязан. Иначе какой же ты мужик. Ох и морока с этими сцикухами из высшего общества - то им в любви признавайся, то стишки в альбом. Вон, пока Аньку Керн уболтал, какой шедевр накарябал! Ишь, оно как бывает, когда приспичит. Да, сколько их было с четырнадцати лет! Калмычки, грузинки, цыганки, молдаванки. Замужние и девицы, вдовы и сироты. Найдутся еще, чего доброго, профессора-импотенты, станут про меня ученые списки составлять - когда, с кем и сколько раз. Что то я сегодня ничего гениального не создал. Так, все выдающееся... А фугану-ка я что-нибудь эдакое, бессмертное, чтоб дети в школах двести лет мучились на память учить:
     Мой дядя самых честных правил,
     Когда не в шутку занемог,
     Задумал выехать в Израиль -
     И лучше выдумать не мог.
     Ну? И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что я - сравненный и превзойден-ный.
     Жид требует семьдесят пять тысяч по векселю, а где взять? Одна надежда - может, само-властительный злодей заплатит. Наталья тоже... вообразила себя сучкою, за которою бегают кобели, подняв хвост трубочкой... Надо же, опять встал. Пойду к дворовым девкам.
     ...Пушкин шел в Тригорское.